Зайцев бояться - в лес не ходить
Но настоящей, сокровенной мечтой Петра Ивановича была глухариная охота на току. Считая себя уже состоявшимся охотником, он никогда за всю свою жизнь не слышал токующего глухаря. А как хотелось! Но что делать? Просить местных охотников, чтобы сводили на знакомые тока, было бессмысленно. Это Иваныч хорошо понимал, ведь настоящий охотник-глухарятник ни "в жисть" не поведет чужака на известный ему глухариный ток. Оставалось одно - искать ток самому.
Вот тут-то и стал Петр Иванович припоминать, где ему когда-либо доводилось видеть глухарей: боры у Барских лугов, что за речкой Черной, на "угольницах" Вичихи, на ягодниках в старом горельнике. Рассуждая, Иваныч мыслил: "Если встречал там мошников, не важно когда - весной ли, осенью, - значит, и тока должны там быть. А куда же им деться? Ведь глухарь - птица-то неперелетная". По мартовской распутице исходил-излазил Иваныч по глубокому снегу все предполагаемые места возможных токовищ. Все впустую! Лишь после долгих мучений набрел он на глухариный разгул - чертежи мошниковых гулянок в Вичишинском бору.
"Раз начертил петух - значит, есть здесь ток", - решил Иваныч и стал терпеливо дожидаться апреля, открытия охоты. Даже денег подкопил на глухариную лицензию.
Только вот одна беда была у начинающего глухарятника (он этого жутко стеснялся и скрывал от местных охотников) : уж больно не любил он по ночам по лесу шастать. Как-то не по душе Иванычу были эти ночные лесные похождения. Страх одолевал. На тягах да утиных разливах он всегда в компании бывал, на ток же одному идти нужно. "А вдруг, правда, глухариное игрище нашел? Если не один пойдешь, путь-дорогу другим укажешь", - вертелась у Петра Иваныча меркантильная мыслишка.
А вот набрел-то Иваныч на глухариные чертежи как раз в тех местах, где, по рассказам старожилов, в конце 40-х годов прошлого века было немецкое кладбище. Пленные немцы в ту пору, отстраивавшие железнодорожную ветку Кривандино-Рязановка, нашли здесь свое последнее пристанище. С годами точное местонахождение того самого кладбища стерлось из людской памяти. Но бывать в тех местах, особенно ночами, жители окрестных деревень особо не желали. И тут, как на грех, Иваныч высмотрел возможный точок.
Но делать нечего - охота пуще неволи, и в один из апрельских дней отправился Иваныч на ночь в Вичишинский бор. Добрался до места привала, где и решил заночевать до "глухариной" зорьки. Еще посветлому нарубил лапника на лежанку, запас дровец для костра, чтоб на всю ночь хватило, и уже за крепким чаем проводил последние сумерки угасающего дня. Пламя костра, игравшее на сухих валежинах, уложенных нодьей, обдавало охотника уютным теплом, настойчиво заставляя погрузиться в глубокую дрему. А ночь была полна звуков: вот отчего-то завалилась наземь сушина, заухала неясыть, прошла в вышине стайка невидимых чирков, и где-то далеко на болотах горельника протрубили кем-то стронутые в ночи журавли. Иваныч настороженно вслушивался, ежеминутно пытаясь отогнать от себя накатывающую дрему. Взглянул на циферблат часов - второй час ночи. Еще времени уйма - торопиться некуда. А сон все-таки сморил Иваныча, он прилег на мягкую, слегка пружинящую лежанку из елового лапника и, повернувшись спиной к костру, задремал. Вдруг совсем близко, в каких-то нескольких десятках метров от костра, раздался резкий душераздирающий крик, которого доселе Иваныч никогда не слышал. Этот звук, похожий чем-то на детский плач, несколько раз пробил ночь и стих. Что это? Петр Иваныч осторожно привстал с лежака. Диковинные возгласы раздавались именно с той стороны, куда вскорости надлежало отправиться в поисках токующего мошника. Что за чепуха? Мурашки дружной стайкой бегали туда-сюда по Иванычеву телу. И вдруг загадочные звуки невидимого в темноте существа вновь повторились. Крики то отдалялись, то вновь неудержимо приближались к месту Иванычева ночлега. В эти минуты несчастный глухарятник, замерев от ужаса, стоял, прислонившись к сосновому стволу, и, словно заговоренный, твердил вслух: "Что это? Что это? Не может быть?.." Никогда ранее не веривший в Бога, он вдруг начал креститься. В голове роились предположения, хоть как-то объясняющие загадку страшных звуков.
"Может быть, меня кто из местных охотников подкараулил и решил отпугнуть от тока?" - внезапно подумал Иваныч. Но больше всего в голову лезли недобрые мыслишки о нечистой силе, о таинственном немецком кладбище, да и о всякой другой чепухе, отчего сразу идти за мошником расхотелось.
На часах было уже около четырех часов утра. Пора бы и за глухарем. Но Иваныча обуял такой необъяснимый ужас, что он решил, дождавшись полного рассвета, отправиться обратно домой, вовсе оставив мысль о поиске глухариного тока...
Минуло с той "глухариной" ночи порядком, а Петр Иваныч о том, что слышал в ту ночь, никому из охотников так и не рассказал - боялся насмешек. Но догадки продолжали терзать охотника.
Как-то встретился Иваныч у колодца с Тамарой Михайловной, соседкой из дома, что напротив. Разговорились о том о сём. Слово за слово, упомянул Иваныч и о той таинственной ночи в Вичишинском бору, и о тех странных ночных звуках.
- Что ты, сосед! - ответила смеясь Михайловна. - Это же суматошные весенние зайцы ужас на все лесное наводят. Весне косые радуются. Кто никогда весеннего крика зайца не слышал, и впрямь может принять его за лешачиные происки. Они только на крик страшны, словно разбойники. Я когда их в первый раз услышала - обомлела. Хорошо, что это дело днем было, да и была я тогда не одна. А то бы точно деру дала. А уж после того не раз слышала, как косые гуляют, да только удивлялась тому, что уж больно шибко они о своих "свадьбах" заявляют...
Выслушал Петр Иванович Михайловну, но к сказанному ею отнесся недоверчиво. Неужто и вправду зайцы могут так кричать?! Но все же решил в тот самый Вичишинский бор по ночам больше не ходить. И глухари не нужны! Одной той ноченьки с лихвой хватило.
А вот набрел-то Иваныч на глухариные чертежи как раз в тех местах, где, по рассказам старожилов, в конце 40-х годов прошлого века было немецкое кладбище. Пленные немцы в ту пору, отстраивавшие железнодорожную ветку Кривандино-Рязановка, нашли здесь свое последнее пристанище. С годами точное местонахождение того самого кладбища стерлось из людской памяти. Но бывать в тех местах, особенно ночами, жители окрестных деревень особо не желали. И тут, как на грех, Иваныч высмотрел возможный точок.
Но делать нечего - охота пуще неволи, и в один из апрельских дней отправился Иваныч на ночь в Вичишинский бор. Добрался до места привала, где и решил заночевать до "глухариной" зорьки. Еще посветлому нарубил лапника на лежанку, запас дровец для костра, чтоб на всю ночь хватило, и уже за крепким чаем проводил последние сумерки угасающего дня. Пламя костра, игравшее на сухих валежинах, уложенных нодьей, обдавало охотника уютным теплом, настойчиво заставляя погрузиться в глубокую дрему. А ночь была полна звуков: вот отчего-то завалилась наземь сушина, заухала неясыть, прошла в вышине стайка невидимых чирков, и где-то далеко на болотах горельника протрубили кем-то стронутые в ночи журавли. Иваныч настороженно вслушивался, ежеминутно пытаясь отогнать от себя накатывающую дрему. Взглянул на циферблат часов - второй час ночи. Еще времени уйма - торопиться некуда. А сон все-таки сморил Иваныча, он прилег на мягкую, слегка пружинящую лежанку из елового лапника и, повернувшись спиной к костру, задремал. Вдруг совсем близко, в каких-то нескольких десятках метров от костра, раздался резкий душераздирающий крик, которого доселе Иваныч никогда не слышал. Этот звук, похожий чем-то на детский плач, несколько раз пробил ночь и стих. Что это? Петр Иваныч осторожно привстал с лежака. Диковинные возгласы раздавались именно с той стороны, куда вскорости надлежало отправиться в поисках токующего мошника. Что за чепуха? Мурашки дружной стайкой бегали туда-сюда по Иванычеву телу. И вдруг загадочные звуки невидимого в темноте существа вновь повторились. Крики то отдалялись, то вновь неудержимо приближались к месту Иванычева ночлега. В эти минуты несчастный глухарятник, замерев от ужаса, стоял, прислонившись к сосновому стволу, и, словно заговоренный, твердил вслух: "Что это? Что это? Не может быть?.." Никогда ранее не веривший в Бога, он вдруг начал креститься. В голове роились предположения, хоть как-то объясняющие загадку страшных звуков.
"Может быть, меня кто из местных охотников подкараулил и решил отпугнуть от тока?" - внезапно подумал Иваныч. Но больше всего в голову лезли недобрые мыслишки о нечистой силе, о таинственном немецком кладбище, да и о всякой другой чепухе, отчего сразу идти за мошником расхотелось.
На часах было уже около четырех часов утра. Пора бы и за глухарем. Но Иваныча обуял такой необъяснимый ужас, что он решил, дождавшись полного рассвета, отправиться обратно домой, вовсе оставив мысль о поиске глухариного тока...
Минуло с той "глухариной" ночи порядком, а Петр Иваныч о том, что слышал в ту ночь, никому из охотников так и не рассказал - боялся насмешек. Но догадки продолжали терзать охотника.
Как-то встретился Иваныч у колодца с Тамарой Михайловной, соседкой из дома, что напротив. Разговорились о том о сём. Слово за слово, упомянул Иваныч и о той таинственной ночи в Вичишинском бору, и о тех странных ночных звуках.
- Что ты, сосед! - ответила смеясь Михайловна. - Это же суматошные весенние зайцы ужас на все лесное наводят. Весне косые радуются. Кто никогда весеннего крика зайца не слышал, и впрямь может принять его за лешачиные происки. Они только на крик страшны, словно разбойники. Я когда их в первый раз услышала - обомлела. Хорошо, что это дело днем было, да и была я тогда не одна. А то бы точно деру дала. А уж после того не раз слышала, как косые гуляют, да только удивлялась тому, что уж больно шибко они о своих "свадьбах" заявляют...
Выслушал Петр Иванович Михайловну, но к сказанному ею отнесся недоверчиво. Неужто и вправду зайцы могут так кричать?! Но все же решил в тот самый Вичишинский бор по ночам больше не ходить. И глухари не нужны! Одной той ноченьки с лихвой хватило.
Другие новости по теме
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.